— Геза, в чём, если говорить коротко, суть вашего исследования, «родившегося» после посещения Осетии, которую вы, надо заметить, достаточно основательно изучили за два своих приезда?
— Надеюсь, приеду и в году нынешнем! Счастливым может считаться археолог, который после исследования многовековых костей и керамических черепков неожиданно для себя встречается и говорит с наследниками «мёртвых предметов», хранителями традиций, берущих своё начало в Бронзовом веке. Я получил от осетинского народа великолепный и уникальный подарок: смог пройти по следам экспедиции Зичи в Осетии, которая более 120 лет назад посетила родину и моих далёких предков.
Говоря о традициях, могу отметить, что Нартовский эпос, сохранивший традиции осетин с Бронзового века, сравнительно рано попал в центр внимания европейской научной мысли. Жорж Дюмезиль в ходе исследования индоевропейской древней мифологии уже в 1930 году установил тесную связь между отдельными мифами кавказских, итальянских, кельтских и скандинавских народов. Основная мысль его исследований заключалась в том, что мифические явления, наблюдаемые в кавказских эпосах, ещё до отделения индоиранской языковой группы, перешли сюда из индоевропейского мифического круга. Однако эти элементы в Европе сохранились лишь местами, хотя их воздействие на Восток, благодаря переселению народов туда, могут быть выявлены вплоть до Японских островов.
Дюмезиль ясно и чётко обосновал, что язык Нартовского эпоса является индоевропейским, имеющим родственные связи с зороастрийскими письменными документами, а также персидским, афганским и курдским языками. Напомню также, что, по утверждению учёного, осетинский народ является одним из индоевропейских народов, наиболее полно сохранившим традиции прошлого. Однако в ходе своей работы, опирающейся на разнообразные фольклорные тексты, на древние письменные источники, а также на новые труды лингвистических исследований, он сравнительно мало внимания уделял результатам археологии. Его критики, среди всего прочего, упрекали учёного и в том, что если явления, квалифицированные им как индоевропейские, встречаются и в Ветхом Завете, то как они могут быть отнесены к индоиранским и иранским народам?
— И, тем не менее, имеются материалы, дополняющие предположения Дюмезиля…
— Безусловно. На протяжении последних десятилетий проводились многочисленные археологические раскопки, в которых было найдено очень много различных важных данных, пригодных для исследования. Поэтому нами делаются попытки дополнить работу Дюмезиля на основании единственного примера, а именно — традиционного трёхногого праздничного-жертвенного стола, во взаимном отношении мифических элементов и археологических находок, изображения исторического фона, а также начертания возможности и важности отдельных временных плоскостей. В свете всего этого я ищу ответ на фундаментальный вопрос: действительно ли многочисленные подобные представления связаны с постоянными и закономерными факторами, которые не могли быть побеждены ни перемещением народов с одного места на другое? Наблюдается ли здесь также и влияние мобильности древних народов Европы?
В недалёком прошлом исследователь Свенд Хансен обратил внимание на изменения в области захоронений в Европе, как на самые архаичные обычаи быта народов со времён раннего Железного века, а также на тесную связь этих изменений с ориентализацией. Об этом явно свидетельствуют многочисленные предметы общеизвестных кладбищ в регионе Хальдштат: например, шампуры, сосуды-котелки, ситулы (бронзовые вёдра) и цисты. Один из характерных предметов княжеских захоронений — маленький столик на трёх ногах, можно найти как среди урартуйских находок, на холме Гордиона (Midas Mound), так и в этрусских гробницах или же позднее — на рельефах римского периода и, наконец, в соременных праздниках осетин.
По мнению C. Хансена, явления, связанные с захоронениями на огромных холмах (Тумулусах), наиболее комплексно и конкретно появились у холма Гордиона около 740-х годов до нашей эры. Первое появление иранских народных поселений на территории, окружённой Карпатами, раньше связывалось с появлением сарматов, но уже и Всеволод Миллер ссылался на Геродота Галикарнасского, по мнению которого, сигинны поселились на берегах Дуная раньше сарматов. На основании раскопок последних лет можно однозначно установить: с позднего Бронзового века — уже начиная с востока до истоков Дуная, доказано постоянное индоиранское воздействие, а с последней трети VII столетия до нашей эры появляются иранские народы, занимавшие территории по южному течению Дуная и носившие название сигинны. Предшественники и их параллельные фигуры Дунайского Бога на коне или подобное изображение мифического героя на коне, начиная с периода раннего Железного века, было распространено повсеместно, о чём свидетельствуют раскопки на Кавказе, в Малой Азии и Балканах, ряде других мест.
Мотив всадника и жертвенного стола довольно часто встречается на римских оловянных табличках обета — во II–III веках нашей эры. Венгерский этнограф Ласло Сабо, работавший и на Кавказе, на основании осетинских застолий, уже и раньше выдвигал предположение, что в образах причащения или Тайной Вечери продолжаются обряды застолья первобытнообщинного или античного строя. В ходе недавней экспедиции в Осетию я сам убедился, что среди осетинских традиций особое место имеют поминки по усопшим, то есть обряд, где покойников угощают за специально накрытыми для них столами. А эти трёхногие столы выглядят точно так, как и столы, найденные в холмах Гордиона или в камерах захоронения у этрусков. Вернувшись из экспедиции, я достал оловянные таблички обета римского периода и под впечатлением новых переживаний и полученных сведений, снова рассмотрел подробности второго ряда явлений, а именно подробности и варианты обдирки шкуры животных и самого жертвенного стола. Обдирка шкуры — по новым этнографическим параллелям — однозначно относится к жертвоприношениям и подготовке пиршества.
— И это всё имеет непосредственное отношение к определённым традициям осетинского народа?
— Именно так. Дело в том, что, в связи с жертвенным столом, я обратил внимание на деталь, которую не заметили исследователи: на оловянной табличке из Илокa, а также на изображении мраморной таблички неизвестного происхождения, хранимой в Королевской библиотеке в Виндзоре, над рыбой, лежащей на столе, видны горизонтальные линии, последовательно отделяющиеся друг от друга двумя плоскими слоями. Это однозначно свидетельствует, что в противовес прежним толкованиям, рыба — лежащая на столе, находилась не на плоском предмете, а была размещена на поверхности двух круглых лепёшек. Из-за узких этнографических параллелей я в письме обратился за помощью к Людвигу Чибирову — видному осетинскому учёному-этнографу с вопросом: встречался ли он уже с обычаем, изображённом на табличках? Он рассказал, что для осетин не характерно ставить рыбу на жертвенный стол для усопших, но, ссылаясь на исследования Мамиева, указал на праздник Зæрдæвæрæн, отмечаемый на сороковой день после Пасхи — это Вознесение Господне. В этот праздник довольно часто на лепёшки, вместо жареного мяса жертвы, клали рыбу. Осетины и в наши дни на жертвенный стол, накрытый в память покойного, кладут две лепёшки. Однако, имеются данные и о том, что в некоторых сёлах Осетии на лепёшки кладут и сердце животного-жертвы, поэтому ироны в свободном переводе называют этот праздник днём накладывания сердца. В ущелье Дигор на лепёшки жертвенного стола клали жареные ножки и живую рыбу, которые после поминок закапывали в землю недалеко от могилы.
Рыба, которую кладут на стол, точнее, по этнографическим параллелям, кладут на лепёшки, однозначно указывает на общий корень европейских обычаев римского периода и современных обычаев осетин. Дальнейшее его распространение началось благодаря передвижению индоиранских народов, на что указывают, по моему мнению, археологические данные, а с VIII века до нашей эры уже и кочевавшие иранские народы, дошедшие до Малой Азии и до различных регионов Европы. Этим может быть объяснено то, что на символах праздника осетин Зæрдæвæрæн и на таблицах Римской эпохи изображены абсолютно одинаковые жертвенные столики!
На основании кавказских этнографических параллелей можно установить, что появление пары Дунайского Бога и Богини на конях на изображении оловянных табличек, связано с культом умерших. Об этом свидетельствует то, что на жертвенный стол клали две лепёшки и на них рыбу. Всадник вызывает представление образа Уастырджи-Уаскерги с длинной седой бородой, одетого в белую одежду — мифического героя осетин, разъезжающего на трёхногом коне Афсурге (Æфсургъ).
Путешественники, включая сюда и людей, следующих в потусторонний мир, и в наши дни просят его помочь, а его скульптура — всадник на лошади, охраняет вход во все ущелья, и путешественники, проезжающие мимо него, молятся на него и приносят жертвы. Под передней ногой коня часто видна рыба и сзади коня виден змей, указывающий на подземный мир. Это всё говорит о тесной связи с изображением Дунайского Бога на коне с таблицами Римской эпохи и подтверждает наше прежнее предположение, по которому образ всадника римского периода, в конечном итоге, может быть отождествлён с главным покровителем Осетии — Уастырджи, а в христианской религии — с образом Святого Георгия. А появление змея, указывающего на подземный мир, и виднеющегося на пластинках, также говорит о том, что в рельефах пластинки Дунайского Бога на коне мы встречаемся с 3000-летним символом культа мёртвых иранской древней религии.
— Каковы выводы из всех приведённых исследований?
— Упоминание железа в Нартском эпосе, отражение в нём структуры общества, археологические наблюдения, датировка холма Гордиона VIII столетием до нашей эры, жертвенные столы, найденные в этрусских погребальных камерах и также изображённые на римских рельефах, используемых до наших дней в осетинских обрядах — всё это подтверждает, что они появились на Кавказе в самом начале третьего тысячелетия. То есть, со времени отделения индоиранской языковой группы из индоевропейского языкового круга. Кроме того, переход мифических элементов произошёл значительно позже и в противоположном направлении — с Востока на Запад, чем предполагалось ранее. Вместо непрерывного внутреннего развития, возможно и необходимо рассчитывать на интенсивное и повторяющее переселение ранних иранских народностей, что было характерно для позднего Бронзового века — раннего Железного веков. И, наконец, традиционный осетинский праздничный стол указывает и на то, что народ нартов минимум три тысячелетия играл большую роль на территории всей Европы — ещё до появления там скифов и сарматов. А сам по себе стол, накрытый в честь мёртвых, на осетинском празднике Зæрдæвæрæн является продолжением традиций Урарту, Гордиона, Халштатских княжеских захоронений, этрусских погребальных камер и римских рельефов.
Дюмезиль был прав, утверждая, что осетинский народ является одним из тех, который самым бережным образом сохраняет свои традиции. Однако он сохраняет на протяжение тысячелетий не наследство, полученное от Европы, а наоборот: предки осетин передали Европе мифические элементы, существовавшие в позднем Бронзовом — раннем Железном веках и распространённые по всему континенту. Названная схема парадигм может открыть новые горизонты не только в области исследования нартов, а и путём новых интерпретаций также может внести свой вклад в процессы мобильности народов и правильного толкования их контактов, благодаря начатым в ХХI веке генетическим исследованиям.
Тамерлан ТЕХОВ