Как причудливы и удивительны повороты жизни, судьбы… Думал ли я, юноша-белорус, один мальчик в многодетной семье, что война подарит мне больше, чем товарищей — братьев! Братьев-осетин! Думал ли я, расставшись с ними после Победы, что дальнейшую службу буду проходить на Северном Кавказе, разыщу их, чтобы уже не расставаться, полюблю этот край, дорогую Осетию, встречу свою судьбу, пущу корни, выучусь… И кто поспорит против этого братства, замешанного на великом чувстве патриотизма, сыновьей любви к Родине?..
Август 1941 года подходил к концу. Уже минуло два месяца, как фашисты пересекли советскую границу. Жаркие бои шли где-то далеко на востоке от деревни Котово Минской области. В эти два месяца ежедневно группами и поодиночке шли красноармейцы и командиры окружённых полков и дивизий через эту, затерявшуюся в лесах, глухую белорусскую деревеньку. Шли уставшие и голодные, в истоптанных сапогах и выжженных от дождя и солнца гимнастёрках.
Измученных и усталых людей гнала на восток сыновья привязанность к матери-Родине, преданность Коммунистической партии и своему народу. Но дойти было нелегко. На пути стояли немецкие заслоны, карательные отряды, а подчас и местные предатели. Никто в деревне не знал, где проходит фронт, а немецким листовкам народ не верил. До ближайшего к деревне города Борисова было сорок пять километров. Кто пешком, кто на подводах иногда бывал в городе, чтобы поменять хлеб, картошку на соль, мыло, спички, керосин. Побывавшие в городе рассказывали о том, что видели идущие на запад поезда с военнопленными, награбленным советским добром, с санитарными вагонами, с искалеченной на фронте немецкой техникой.
Тяжёлое время опустилось на израненную белорусскую землю. Деревенские коммунисты и комсомольцы вечерами собирались незаметно. Их ряды пополнялись теми, кто бежал из городов к своим родным и знакомым от преследования фашистов. На склоне одного из августовских дней в деревню вошли два человека. Они заросли бородами, на гимнастёрках были подтёки соли, а их сапоги были истоптаны. Один из них был высокий и стройный, другой — пониже ростом и плотнее. В хату моего отца постучала соседка, сказала, что ребятам нужно дать умыться и накормить их. Тот, кто ниже ростом, представился, как Данил Гагкуев из Северной Осетии. Другой — его товарищем и земляком Михаилом Гецаевым.
Долго в эту ночь в хате не гас огонь. Михаил и Данил рассказывали, что немцы везли их в Германию в фашистский плен. По дороге между Борисовом и Минском они с другими пленными разломали вагон, убили охранников и сбежали от страшной участи. Ребята считали, что от фронта их увезли недалеко, и они ещё смогут вернуться к своим.
Перед началом войны я вступил в комсомол. Михаил об этом знал и подружился со мной. Он часто бывал в нашем доме, делая вид, что ухаживает за сестрой. Вместе с разговорами о подготовке оружия Миша мне рассказывал о Кавказе, об осетинских обычаях, о жизни горцев, учил шить чувяки. Так продолжалось до марта 1942 года. И вдруг из деревни исчез коммунист Владимир Рыбачёнок. Затем пропали Гецаев и Гагкуев. О том, куда они ушли, знали только те, кто оставался на связи с партизанами.
Так прошло два месяца. И вот, перед первомайским праздником в деревню вошёл хорошо вооружённый партизанский отряд во главе с Николаем Дербаном. Среди партизан были и Гецаев, и Гагкуев. Было видно, что они счастливы быть бойцами невидимого фронта. Это был первый партизанский отряд на территории сразу трёх районов — Борисовского, Березинского и Червенского. Впоследствии он стал крупной партизанской бригадой имени Щорса, включавшей в себя целых пять партизанских отрядов.
Миша и Данил в первое время жизни отряда были разведчиками, подрывниками. Тогда немцы ещё чувствовали себя завоевателями и особой осторожности не проявляли. Немцы свободно разъезжали на машинах и мотоциклах по деревням вокруг своих гарнизонов, не было усиленной охраны на железных дорогах. Этим Миша и Данил и начали пользоваться. Немало немецких солдат и офицеров, эшелонов и машин нашли свою смерть на белорусской земле от рук отважных подрывников.
Осенью 1942 года несколько снятых с фронта фашистских батальонов мотопехоты вели карательные экспедиции в районе действий партизанского отряда. Немцы уничтожили деревню Дубовручье, а местных жителей — женщин, детей, стариков заживо сожгли в колхозной конюшне. Пятый день шёл неравный бой у этой деревни. Вооружённые до зубов каратели наседали на партизанские рубежи. Смертельная опасность угрожала и штабу бригады.
В это время Михаил Гецаев рискнул жизнью и пополз к оставленному танковому пулемёту. И когда немцы с радостными криками шли в атаку на партизан, пулемёт вновь заработал. Михаил в одиночку сражался с ротой фашистов, пока штаб бригады с санитарными повозками отходил в глубь леса. Однако для Миши нависла опасность окружения. Отстреливаясь, он стал отходить к болоту. По пояс в ледяной воде, с пулемётом на плечах, он провёл в болоте несколько часов, пробираясь до своих.
Уже только на следующий день Гагкуев и Гецаев узнали, что как раз в это время шли ожесточённые бои за столицу их родной Осетии — Орджоникидзе, и враг был остановлен на подступах к городу. После этой победы они дали слово своим товарищам ещё сильнее бить врага и помогать фронту. Вскоре Гецаев был назначен командиром I-й роты партизанского отряда, а Гагкуев — начальником особого отдела этого отряда.
У Гецаева был заведён свой особый порядок в роте. Всегда перед крупной операцией он выстраивал роту, объяснял серьёзность поставленной задачи, учил, как вести себя в бою. И всегда последними в таких разговорах были слова: «Кто боится — выйти из строя!», — негромко подавал он команду. Но никто из строя никогда не выходил. Каждый считал за честь быть в бою с таким командиром, как Гецаев.
Тяжёлые бои шли и летом 1943 года. Партизаны сражались западнее озера Цалик. Немцы несколько раз атаковали партизан, которым приходилось отходить в неравном бою. Гецаев нёс на спине раненого товарища, а на груди ручной пулемёт. Тогда Гецаеву пришлось передать раненого другим, передать командование отводом роты командиру взвода, а самому спрятаться с пулемётом. Переходя из одного места в другое и маневрируя между кустами, он задержал наступающих фашистов, хотя сам рисковал попасть к ним в руки. Смелость и находчивость Михаила в этом бою спасли жизнь отряду. На следующий день в бригаде состоялся митинг, посвящённый подвигу Гецаева. Он был представлен к ордену боевого Красного Знамени.
Пришлось Михаилу и Данилу сражаться и за деревню Котово, ставшую им родной. Каратели ворвались в неё и стали расстреливать мирных жителей, сжигать дома. Однако партизаны смогли разгромить карательный отряд. Тогда впервые после боя Михаил и Данил плакали. В этом бою погиб их друг — дагестанец. У его могилы на берегу реки Ушанки они дали клятву отомстить фашистам за погибшего друга. И они отомстили. Не прошло и трёх дней, как они подорвали несколько немецких машин, в которых погибло 28 фашистских солдат и офицеров.
В первые послевоенные годы ребята вернулись в Северную Осетию, хотя белорусские жители очень просили их остаться жить там, где они воевали, где прославились мужеством, честностью, верностью Родине. Тяжёлая партизанская жизнь не могла не сказаться на здоровье ребят. Данил Гагкуев умер, не дожив и до тридцати лет в селении Сурх-Дигора.
Про подвиги Михаила Гецаева в лесах Беларуси в Осетии не знал почти никто. Он об этом никому не рассказывал. Его даже упрекали в том, что он попал в плен. Так Михаил и прожил свою жизнь в селении Махческ. Однако, несмотря на то, что сменилось несколько поколений, жители деревни Котово не забыли Гецаева и Гагкуева. Им не поставлены памятники, но народная память дороже любого монумента.