Лайелл родился в Шотландии, получил медицинское образование в Эдинбургском университете. Он вёл скромную и ничем непримечательную жизнь провинциального врача, между занятием врачеванием своих немногочисленных пациентов занимался сбором и составлением гербариев, и вдруг, словно по мановению волшебной палочки, его судьба резко изменилась. Откуда ни возьмись, среди его знакомых оказываются важные русские персоны, и Лайелл, воспользовавшись их связями, покидает родную Шотландию и отправляется в далёкую и неизвестную ему Россию.

Здесь при поддержке лейб-медика А. Крейтона он становится модным и поэтому востребованным доктором, этаким «европейским светилом медицины», а его пациенты теперь не чета прежним — это завсегдатаи и украшение аристократических салонов Москвы и Санкт-Петербурга, представители высшего света России того времени.  И, наконец, в 1822 г. Лайеллу удалось осуществить, по его выражению, свою «давнюю мечту попасть на Кавказ».

Предоставим слово самому Роберту Лайеллу: «Прожив несколько лет в России и изучив язык, обычаи и поведение её населения, я отчаянно искал возможность поехать на юг этой огромной империи. Я даже сделал значительные приготовления для такого путешествия, изучив и переведя лучшие русские путеводители по стране, городам и деревням, которые я рассчитывал посетить. Я уже отчаялся свершить задуманное, когда моё желание неожиданно сбылось. Два благородных итальянца, маркиз Пуччи и граф Салазар, и английский джентльмен Эдвард Пенрхин, эсквайр, который прибыл в Москву в 1822 году, собирались совершить путешествие по южным провинциям России.

Им очень хотелось найти человека, который бы сопровождал их, и который бы скрасил неудобство от незнания языка, мог бы дать врачебный совет в стране, где частые лихорадки делают такое желание нелишним. Мне предложили сопровождать их в качестве проводника и врача». Так Лайелл оказался на Кавказе. Было ли его желание вызвано искренним интересом к России или явилось следствием другого  «профессионального» интереса, может судить сам читатель, ознакомившись с его путевыми заметками, которые составили литературное произведение «Путешествие по России, Крыму, Кавказу и Грузии», отрывки из которого, переведённые с английского языка, и предлагаются вниманию читателей.

Исторические события, которые нашли отражение в этом сочинении Лайелла приходятся на первую треть XIX века, когда Россия активно утверждалась на новых землях, полученных в результате русско-турецкой войны (1768–1774 гг.) и присоединения Кавказа.  Правительство решило создать линию крепостей и казачьих станиц, как опорных пунктов на новых территориях, а также для контроля за Военно-Грузинской дорогой, важность которой выявила война с Турцией.

Путешествие вдоль этой «линии» и описывает Лайелл. Его заметки отличаются точностью, мельчайшими подробностями и наводят на мысль, что он, всё-таки, путешествовал со «шпионскими» целями, скорее всего — по заданию британской разведки, так как Великобритания была очень обеспокоена расширением российских территорий и возможной конкуренцией за рынки сбыта на Востоке и Юге.

Во время своего кавказского путешествия Лайелл познакомился с Грибоедовым, который состоял при генерале Ермолове секретарём по иностранной части. Было ли это знакомство игрою случая или спланированной акцией, как говорится, «покрыто мраком истории». Лайелл отзывается о Грибоедове с большим уважением, отмечает его знание персидского языка, серьёзность, с которой Грибоедов изучал вопросы, связанные с Кавказом и населяющими его народами.

Несколько страниц своего повествования Лайелл посвящает описанию приятных совместных конных прогулок по горам в компании с Грибоедовым, фамилию которого он переводит на английский язык, как «едок грибов». Однако историки не исключают, что это дружеское общение давало возможность Лайеллу получать от Грибоедова сведения о деятельности и планах Ермолова.

 С другой стороны, и что особенно ценно для современного читателя, заметки Лайелла отличаются искренностью, сочувствием к положению всех обездоленных: горцев, крестьян, простых солдат, и показывают, по выражению самого Лайелла, «абсолютную власть в действии в этой деспотической стране». В начале своего сочинения Лайелл писал: «Мало кто менее враждебен России, чем я, и всякий, кто непредвзято прочтёт этот том, поймёт, что я очень старался отдать должное русским. Я мужественно отмечал их несовершенства, ошибки и пороки, но я и не скрывал своё уважение их достоинствами и хорошими качествами. Я ждал порицания со стороны русских. Я, конечно, имею в виду высшие слои общества. Население, крестьяне, наверно, никогда и не услышат моего имени, хотя они привлекли моё внимание. Их положение, по сути, положение рабов, всегда будет небезразлично христианину, филантропу и государственному деятелю, и я льщу себя надеждой, что смог представить их в новом истинном свете».

Порицание действительно последовало. Вернувшись из Кавказского путешествия, Лайелл почти сразу покидает Россию, вероятно, его миссия была выполнена.  В августе 1823 г. он возвращается в Лондон и публикует два своих сочинения, посвящённых России. Уже первая работа сильно оскорбила Петербург. Посвящение её императору Александру I было отвергнуто царём через консула в Лондоне, и дальнейшая судьба Лайелла по понятным причинам уже не была связана с Россией, хотя, по его собственным словам, «самые лучшие годы жизни» он провёл именно в России, где успел завести семью.

 На Северном Кавказе Лайелл пробыл около двух недель и описания шести дней из его путешествия лежат сейчас перед нами.  С помощью путевых заметок Лайелла у нас появляется возможность совершить путешествие во времени почти на 200 лет назад, в июнь 1822 года, и оказаться в караване, следовавшем из Георгиевска в Тифлис через Владикавказ. Итак…

«9 июня мы выехали из Георгиевской крепости примерно в 6:30 утра и после быстрой езды по сухой и отличной дороге приехали в Моздок в 16:30, хотя на одной из станций мы и задержались, ожидая, пока лошадей не приведут с полей. Чтобы избежать подобного в будущем, мы давали уряднику на каждой из станций, а также казакам из охраны, на выпивку (понимай буквально). Возле станции Павловская мы пересекли речушку, а там, где начинался резкий подъём, нам пришлось идти пешком. Вскоре мы прибыли в Екатериноград, который задумывался как город-столица.

Там есть крепость и развалины недостроенного здания суда.  Когда мы прибыли в станицу Павлодольскую, урядник сказал нам, что почтовых лошадей нет, и лошадей мы получим в деревне. Привели старосту, он побежал от одного дома к другому с казаками, которые получили разрешение забирать лошадей везде, где их найдут. Вся деревня пришла в движение. Мужчины и женщины, мальчики и девочки выводили из ворот своих упряжных лошадей, ожесточённо споря, чьих лошадей следует отдать. Никто не хотел отдавать своих, несмотря на обязывающий на то приказ.

Наконец мы отправились дальше.  Когда на станциях заканчивались почтовые лошади, на крайний, но частый случай, начинали использовать крестьянских лошадей. Очерёдность не соблюдалась, но крестьяне вынуждены были подчиняться.

По прибытии в Моздок мы сразу зашли в полицейский участок, и его начальник определил нас на постой в дом к одному армянскому купцу, где мы все хорошо разместились, хотя и не были желанными гостями. Вечером мы пили чай с комендантом, который выдал нам приказ на получение лошадей и охрану на время путешествия по Кавказу. Так как значительный конвой сопровождает почтовые отправления каждую субботу, мы рассчитали наш путь так, чтобы прибыть в Моздок в пятницу.

Моздок лежит на правом берегу Терека. Это один из самых больших городов на юге России с населением в 5000 душ, которое состоит из армян, грузин, черкесов, русских, греков, татар, казаков и евреев. Население в основном живёт трудами на своих виноградниках, садах, сафьяновых мануфактурах, производя алкогольный напиток из винограда, который экспортируется в Россию. У них много шелкопрядов, поэтому в городе и его окрестностях много белых и красных тутовых деревьев.

Все улицы Моздока прямые и хорошо спланированные. Главная улица шире других, её южный конец упирается в площадь, где и находится полицейский участок, православная церковь, магазины и т.д. Канавы с деревьями тянутся по обеим сторонам всех улиц. Дома преимущественно одноэтажные, деревянные, покрытые каким-то составом или соломой, или глиной, поэтому город имел бы мрачный вид, если бы не сады, которые на азиатский манер окружают дома. В их зелёной тени различные цветы и фрукты радовали глаз. Римско–католическая часовня — самое величественное строение Моздока.

Отец Генрих, священник-иезуит, который служит в часовне последние 15 лет, собирался уезжать, следуя указу императора — всем иезуитам покинуть пределы России.  В Моздоке мы запаслись провиантом до Тифлиса, и в субботу утром, 10 июня, оставили город». По документам на 1803 г. в Моздоке было 6 церквей: три православные, две армянские и одна римско-католическая, но Лайеллу, конечно, ближе всего был католический храм. Упоминаемый Лайеллом императорский указ о высылке иезуитов из Российской империи, был подписан 13 марта 1820 года Александром I, их имущество было конфисковано, а учебные заведения закрыты.

Основанием для этого решения стал доклад князя А.Н. Голицына о пропагандистской деятельности священников-иезуитов, направленной на обращение в свою веру. Сделав это небольшое пояснение, вернёмся к Лайеллу и продолжим вместе с ним наше «историческое путешествие».

ПРОДОЛЖЕНИЕ

 «Через 6 верст мы добрались до переправы на Тереке, где стояли толпы людей различных национальностей, а также многочисленные экипажи вокруг плетёных хибар, которые предоставляли свои удобства важным путешественникам и офицерам. На берегах Терека я собрал такие растения, как статица татарская, пиретрум щитковый, котовник украинский, зопник колючий.

Переправа организована очень плохо. После продолжительного ожидания мы, наконец, смогли переправиться и остановились в Александровском редуте-маленьком, плетёном домике, наполовину осевшем в землю, покрытом глиной, лучшее, что можно было здесь найти. Голые стены, сырой пол, покрытый сеном, он больше походил на лошадиный денник, чем на гостиницу для путешественников. И в утешение, солдат, который сопровождал нас, дал понять, что нас ждёт многочисленное общество из блох и клопов, так как до нас на соломе уже спало немало народу. Так что мы предпочли гулять на открытом воздухе до темноты, а потом улеглись спать в наших экипажах.

Весь отряд смог переправиться через Терек только на следующее утро. В 6:30 ударил барабан, это был сигнал всем приготовиться к отбытию, выйти за редут и собраться на дороге. Наша кавалькада была очень разношёрстна. 11 казаков, разделённые на три группы (одна — в середине, две — по бокам с каждой стороны на значительном расстоянии друг от друга), прикрывали нас. Основная часть кавалькады — это 70 солдат, которыми, как и казаками командовал лейтенант. Часть их шла следом за центральной группой казаков с запасом пороха, который позади них везли лошади.

Повозкой с почтой, заваленной большими кожаными чемоданами, правила грубая, неуклюжая русская женщина, занимая самое безопасное место в отряде в окружении пехоты. Как дань уважения, наш экипаж занимал почётное место прямо следом за почтовой повозкой, а за нами тянулись сотни самых разнообразных средств передвижения. Французские коляски, польские бричка, русские кибитки и телеги, венгерские повозки, татарские арбы, запряжённые быками, выстроились друг за другом на целую милю. Большая часть русских повозок везла жён семидесяти солдат, которые по приказу генерала Ермолова, наместника Кавказа и Грузии, отправлялись в район Тифлиса следом за своими мужьями.

Многие из повозок были нагружены чёрным хлебом, просом, бочками кваса и водки, предназначенными для пропитания этих женщин и ещё трёхсот рекрутов, которые шли пополнить грузинскую армию. Сто лошадей, которых гнали из Ростова в Тифлис на продажу, вели впереди по полям, а скот из Ставрополя, тоже предназначенный на продажу, — в конце. Русские, грузины, армяне, казаки, некоторые из которых предпочитали путешествовать верхом, а также мы, итальянцы и англичане, вот представители различных наций, идущих бок о бок в одном караване.

Барабан ударил снова, и наша процессия, если её можно так назвать, тронулась в путь, и очень скоро, следуя приказам лейтенанта, мы выстроились двумя параллельными рядами, а конвой из казаков, следовавший по бокам шеренг, уехал вперёд на версту.  Дождь, начавшийся ночью, не прекращался, и дорога была сильно размыта. Наши экипажи с трудом поднялись на вершину холма, где караван простоял час, чтобы покормить скот. Спустившись с холма, мы прибыли в жалкий Константиновский редут. В крепости нам дали такие же жалкие комнаты, но которые были всё же лучше жилья, предложенного нам в Александровской крепости.

Расположившись на ночёвку, мы долго беседовали о горцах с различными офицерами и выслушали много лестных отзывов о них. Один из офицеров рассказал нам, что генерал Ермолов так разгневан поведением чеченцев, одним из наиболее жестоких и неукротимых народов Кавказа, что многих из них он ссылает в Сибирь. Их берут в плен, сажают в тюрьму, и ждут, пока не соберётся нужное количество, и тогда их отправляют на поселение на восток. Такой безжалостной политике нет оправдания ни с точки зрения законов Бога, ни человека. Недавно также были экспатриированы и кабардинцы. Я, конечно, был проинформирован, что Россия намерена основать свои колонии в этом регионе, чтобы было легче усмирить горцев. А основать колонии легко, так как почва плодородна и при должном землепользовании будет давать богатый урожай.

Константиновский редут удачно расположен, и маленький храм на прилегающем склоне придает ему живописный вид. Мы были удивлены, что храм воздвигнут в память об одном чеченском князе, который пал в стычке с русскими.

11 июня, после хорошего ночного отдыха, сигнал снова призвал нас занять своё место в строю. Всю ночь шёл дождь, утро было хмурым и гнетущим, дорога в ужаснейшем состоянии, но вскоре дождь ненадолго стих, облака рассеялись, и нашим глазам предстала прекрасная страна с холмами и долинами, местами, покрытыми лесными массивами. Мы наслаждались великолепными видами и осознали, что земля, за которую сражались чеченцы, того стоит. Спустившись со второй гряды холмов, с разрешения офицера и под охраной казаков, мы отделились от каравана, пересекли речушку Камбилеевку и остановились на ночлег в Елизаветинском редуте, ещё одной маленькой крепости, окружённой земляным валом и частоколом. Вода, которую мы здесь нашли, была такой грязной, что нам пришлось её кипятить и фильтровать.

12 июня мы продолжили своё путешествие по дорогам, которые были в ужасном состоянии.  Дождь шёл всю ночь и не закончился и днём». (Ах, как хорошо знакомы каждому местному жителю эти июньские дожди, — как видим, в этом плане ничего не изменилось за прошедшие 200 лет.) «Через 5 вёрст мы оставили караван и с охраной въехали во Владикавказ, долгожданное появление которого на возвышенности у подножия великой кавказской гряды как-то скрасило тяготы изнурительного марша по таким ужасным дорогам и под таким проливным дождём, что мы не могли выйти из наших экипажей и не вымокнуть». Здесь мы оставим Лайелла и его спутников и встретимся с ними уже на улицах Владикавказа начала XX века.

«Мы удобно разместились в городе и нанесли визит коменданту полковнику Скворцову, которого нашли очень любезным». Участник кавказских войн Николай Петрович Скворцов — личность историческая. Он был комендантом Владикавказской крепости до 1830 года. Все проезжающие через Владикавказ были обязаны являться к коменданту. Многих он приглашал отобедать, в том числе и А.С. Пушкина, который после визита украсил двери коменданта лихим двустишием: «Не черкес, не узбек, седовласый Казбек, генерал Скворцов угостил молодцов». Не известно — удостоился ли Лайелл и его спутники обеда у коменданта, скорее всего — да, так как иностранцы являлись почётными гостями, но никаких подробностей об этом Лайелл, к сожалению, не приводит, и чем потчевал «любезный комендант» Владикавказа заморских гостей — остаётся неизвестным.

И вот, отобедав, Лайелл и его попутчики оказываются на улицах Владикавказа. Что же они видят? Увы, практически ничего из того, что мы привыкли называть «старым Владикавказом». На месте нынешней площади Свободы, там, где располагается здание профсоюзов, стоял дом для проезжающих, построенный в 1808г., не  здесь ли и разместился Лайелл со своими спутниками?  Здесь же на площади находилось окружное управление путей сообщения и почтовая станция. На месте бывшего института МВД рос фруктовый сад, а Русского театра ещё не было и в помине.

Театр появится только в семидесятых годах XIX века, как и площадь перед ним. Не было   и красивейшего здания «старого Владикавказа» особняка «общества взаимного кредита», оно будет построено только в начале XX века.  До открытия знаменитой гостиницы «Гранд-Отель» на Александровском проспекте оставалось почти шестьдесят лет.  Не было и одной из первых улиц «старого Владикавказа» — Дворянской,   (современная улица Ленина), в  том облике, в котором она предстает перед нами сегодня.

В тридцатых годах XIX века на ней стояли лавки-мастерские и покупателям приходилось переходить из одной лавки в другую в поисках нужного товара, так как никаких вывесок на этих домишках не было. Правда, на Осетинской горке уже возвышалась церковь, в которую ходили молиться все православные, независимо от этнической принадлежности: осетины, русские, армяне, греки.   Будущие архитекторы города — П.П. Шмидт, В.В. Грозмани, И.В. Рябикин, Е.И. Дескубес, ещё  не родились на свет и их творения не украшали Владикавказ, привлекая и радуя глаз, и,  может быть, поэтому Лайелл уделяет описанию  Владикавказа всего несколько строк, но и они передают нам дух той беспокойной и бурной эпохи.

 «Владикавказ, благодаря своему географическому расположению, является городом большой важности и стоит особого внимания. Его название происходит от русского глагола «владеть» и слова «Кавказ». Крепости дали такое имя потому, что через нее проходит одна из дорог через горы, которые стоят нерушимым барьером между Азией и Европой. Говорят, что эта дорога — ключ к воротам Кавказа или Иберии, как говорили древние, через которую мидяне или скорее их потомки — сарматы, а также представители других национальностей спустились на равнины с севера и стали родоначальниками многих наций. В наше время этот путь известен как Ворота Кавказа или путь вдоль Терека.

Русские, хорошо знающие ценность расположения Владикавказа, решили возвести крепость, которая могла стать не только военной штаб-квартирой на севере гор, но и военным торговым центром для расположенных на Кавказе войск. В крепости находятся многочисленные магазины, бараки, торговые ряды, несколько выкрашенных в белый цвет домов для коменданта и офицеров. Число военнослужащих меняется в зависимости от обстоятельств и может составлять батальон, а может, полк или два, но всегда крепость находится под защитой пушек.

У деревушки по соседству с крепостью, в которой живут осетины, очень захудалый вид. В магазинах мы нашли всё, что нам было нужно, и в изрядном количестве, даже различные вина. Погода всё ещё была неблагоприятной, но мы, взяв на вооружение обычай горцев, обзавелись бурками и огромными толстыми белыми фланелевыми капюшонами, которые называются «башлыками» и которые мы надели поверх шляп.

14 июня, сев на прекрасных лошадей, наполовину скрытых нашей неказистой, но соответствующей погоде одеждой, в сопровождении десяти казаков с пиками и десяти солдат с заряженными ружьями, мы выехали из Владикавказа и пересекли Терек у деревянного моста. Всюду была такая грязь, что дорога походила на болото.  Скоро нашим вниманием завладели Кавказские горы, красивые и величественные. Они напомнили мне скалистые горы и романтические виды долин высокогорья Шотландии, а с ними нахлынули и приятные воспоминания о молодости, путешествиях и приключениях. В окружении красивых лесистых холмов, нависающих скал и голой почвы, ущелий и долин, рядом с быстрыми, хотя и мутными, водами Терека и кристально чистыми горными ручьями, на нас нахлынуло восхищение, а следом за ним пришло и обожание.  Разница между водой Терека и горных ручьев сильно удивила нас. Терек разливается, течёт быстро, питаясь водами тающих снегов в тёплое время года, отчасти поэтому он такой грязный. Но горные родники очень чистые. Они берут своё начало на ближайшем низкогорье и спокойно текут, ничего не тревожа на своём пути.

ОКОНЧАНИЕ

Вблизи маленького селения и военного укрепления под названием Балта горы стали ниже и дальше друг от друга. В селении живёт Девлет Мирза, благородный осетин и капитан Русской армии. Ещё через шесть вёрст, не доходя до селения Максимкино, наше внимание привлекли два высоких стройных монумента с надписями на них. Они возведены в память о двух путешественниках-грузинах, убитых на этом месте местными жителями». Селение Максимкино — это селение Даллагкау, в начале XIX века оно более известно под названием Максимкино, по имени его владельца Максима Дударова. Со второй половины XVIII века Дударовы контролировали Военно-Грузинскую дорогу и взимали пошлину со всех проезжающих по ней и «были знамениты своими разбойничьими набегами». Девлет Мирза Дударов на рубеже XVIII – XIX веков был весьма известной личностью на Кавказе. Селение Балта принадлежало ему. Он «имел обыкновение грабить караваны на Военно-Грузинской дороге и делить награбленное с комендантом Владикавказа графом Ивеличем, за что последний смотрел сквозь пальцы на его шалости». Сохранилось описание одного из путешественников, посетившего замок Девлет Мирзы недалеко от Балтинского редута в 1815 году, т.е. незадолго до Лайелла. Будет уместно привести его здесь.

«Мы перешли небольшое четырёхугольное укрепление, обнесённое невысокими, но толстыми стенами с круглыми башнями по бокам. Среди сего укрепления находился маленький дом в два этажа с тисовой крышей и балконом. Верхний этаж о двух комнатах убран низкими диванами, покрытыми коврами. Девлет Мирза принял нас ласково, потчевал дурным чаем и довольно хорошим и здоровым пивом, которое осетины весьма искусно приготовляют из ячменного солода. Ужин состоял из нескольких вареных куриц, яиц, кислого молока, весьма вкусной баранины, приготовленной с жидкостью вроде соуса, и также жаренной на вертеле». Упоминаемый граф И.К. Ивелич, был комендантом Владикавказа с 1805 г. по 1810 год. Он происходил из древнего сербского рода, начал службу в России рядовым в 1777 г. Ему подчинялись ближайшие окрестные селения при Владикавказской крепости и военные посты по дороге в Закавказье.

В первой трети XIX века, когда по дороге путешествовал Лайелл, Дударовым принадлежало 11 аулов.

«За Балта ущелье снова становится узким, и мы начинаем вторую часть нашего пути среди диких и пугающих пейзажей, скорее величественно грандиозных, чем красивых. С одной стороны — огромные горы с голыми склонами, чьи вершины нам не видны, и с чьих почти перпендикулярных скалистых склонов текут тысячи струй и ручейков, сливающихся в многочисленные каскады. С другой стороны — руины старого замка, кладбище с белыми могилами, живописное осетинское селение Ларс и русская крепость. Селение Ларс очень маленькое и грязное. Местные жители ведут себя хорошо, хотя они, кажется, очень уж удивлены нашим появлением. В небольшой крепости над селением всего несколько построек. В деревянном доме, прилегающем к селению, мы застали русского офицера, который находился там для наблюдения за дорогами, и который оказал нам очень сердечный приём. Он был одет, как один из представителей осетинской знати для того, чтобы горцы не могли сразу опознать его, и он мог лучше разузнавать всё, что происходит по соседству.

Наше пешее сопровождение менялось трижды за время пути до Ларса. В Ларсе сменился и казачий конвой, а мы поменяли лошадей.

Днём ранее мы столкнулись с одной значительной преградой. Несколько ярдов дороги были завалены горной породой у берега Терека. Терек тёк с огромной скоростью, иногда разделяясь на несколько потоков. Не менее 800 солдат возводили насыпь из валунов и деревьев, этакий противовес Тереку, чтобы он не размыл дорогу и сохранил своё обычное русло. Полковник Джонсон, примкнувший к нам во Владикавказе, говорит, что «заслуживает особого интереса то, что русские солдаты, где бы они ни были, принимают участие в общественных работах, касающихся дорог, мостов, военных постов и т.д. Эта работа не может не оказать всеобщего положительного влияния, так как она не позволяет солдатам разбежаться во время отсутствия военных действий. Кроме того, она снижает неудовольствие, вызванное присутствием солдат среди населения района, который, видя их труд, начинает смотреть на них уже не как на праздных и незваных гостей, трутней или саранчу». Но у меня сильное убеждение, что горцы предпочли бы не иметь подобных достижений цивилизации, так как они уменьшают возможность для сопротивления и нападения.

Мы проехали отличный мост, единственный путь через Терек в ущелье Дарьяла. Осетины однажды разрушили его, когда ожидали визита сборщиков налогов. Руины замка почти на изолированной горе посреди ущелья, там, где удобно контролировать мрачный проход, по которому мы шли, вызвали наш особый интерес. Если бы замок был в порядке, а гарнизон насчитывал бы человек сто и несколько пушек, тогда бы кавказские Фермопилы устояли бы против объединённых сил России. Нам говорили, что несколько осетин удерживали путь через Дарьяльское ущелье против многочисленных русских войск, убивая всякого, кто пытался приблизиться, пока голод не вынудил их оставить свои позиции. Чтобы предотвратить подобное в будущем, русские разрушили замок, но, возможно, к радости горцев, они не могут сдвинуть горы, которые с большой долей вероятности могут стать военным укреплением. Возле Дарьяла, примерно месяц назад, горцы напали и убили двух казаков».

А.С. Пушкин в «Путешествии в Арзрум» писал: «Против Дариала на крутой скале видны развалины крепости. Предание гласит, что в ней скрывалась какая-то царица Дария, давшая имя своё ущелью: сказка». С лёгкой руки М.Ю. Лермонтова это укрепление с середины XIX века стали называть «замком Тамары» (стихотворение «Тамара», 1841 г.). В исторической литературе нет упоминания замка Тамары. Лермонтов использовал легенду об имеретинской царевне, жившей в крепости в XVII веке. Постройка крепости, по свидетельству Страбона, относится к 1 в. до н. э. Крепость была форпостом Грузинского царства. В V веке её достроил царь Вахтанг Горгасал, который вёл непрерывные бои с аланами. Напротив древней крепости на другом берегу Терека до сих пор лежат развалины Дарьяльского укрепления, построенного русскими в начале XIX века, мимо которого проезжал Лайелл.

«Поднимаясь в горы к Казбеку, мы заметили многочисленные деревни с квадратными пирамидальными башнями, окруженные стенами, которые и были крепостями местных жителей в те далекие времена, когда различные горские племена воевали друг с другом.

Продолжая подниматься в горы, мы достигли деревни Казбек, названной так по имени горы Казбек, у подножия которой она и лежит. Название горы пишется по-разному. Можно писать Казибек, Касси-бег или Гази-бег. Русские, и я по их примеру, называют её Казбек. Клепроф пишет, что она называется Мкинварцвери, что означает Снежная Гора, а осетины называют её Пик Христа или Наша Гора, или Белая гора.  В деревне несколько улиц или скорее тропинок, беспорядочно пересекающих друг друга. Все дома построены из сланца тёмного цвета с маленькими круглыми или даже готическими окошками-отверстиями и плоскими крышами.

Многие из них имеют второй этаж, на который нет иного пути, кроме как по лестнице. Дом покойного полковника селения — это маленькая крепость посреди деревни. Он прямоугольной формы, двухэтажный, с колоннами, окружённый высокой стеной согласно обычаю местных жителей. Маленькая новая церковь, посвящённая Троице, как я понял по надписи на фронтоне, была возведена в 1809 г. самим полковником, и теперь, можно сказать, что она стала памятником самому полковнику. Население Казбека — это преимущественно осетины. Гора Казбек весь день была скрыта облаками. Пока мы находились в деревне, она на мгновение сбросила свой саван из облаков и появилась во всей красе. Её снежная вершина искрилась как бриллиант в лучах заходящего солнца. Один из моих спутников сделал с неё набросок. Не может не привлечь внимание церковь, расположенная на прилегающей высокой горе, которая была возведена около шестисот лет назад грузинской царицей Тамарой. Поменяв лошадей в Казбеке, мы продолжили свой путь, наслаждаясь такими великолепными пейзажами, о которых можно только мечтать».

Вот и закончилось наше маленькое дорожное путешествие в компании британского тайного агента Роберта Лайелла. Здесь, на горной дороге, мы покинем его. За перевалом его ждёт встреча с Грибоедовым и беседы с ним, а пока его фигура верхом на лошади, закутанная в бурку, постепенно растворяется в череде дней двух столетий. Впереди его ждут важные титулы и почётные звания. Он будет принят в члены Королевского азиатского общества Лондона, станет член — корреспондентом литературного и философского общества естественной истории Манчестера, членом императорского физико-медицинского общества Петербурга.

И, в заключение, осталось сказать, что поездка на Кавказ явилась поворотным моментом в карьере Лайелла. Он оставляет занятия медициной и становится дипломатом, но, куда бы его не забросила судьба, он повсюду собирает редкие растения так же, как в бытность свою на Кавказе.

Известен поистине драматический эпизод из биографии Лайелла. Однажды, в поисках редких растений, он проник на территорию священной деревни одного из островов. Чем вызвал гнев местных жителей, которые в отместку подожгли его дом. Лайелла спасло то, что он с сыновьями в это время находился в другом месте, собирая там очередной гербарий. Большинство растений, собранных Лайеллом за время службы послом, хранятся в специальном архиве. Там же находятся и растения, сорванные им на берегах Терека в 1822 году.

Память о Роберте Лайелле,  по свидетельству современников, долго еще жила в московских гостиных, его книги обсуждались в литературных салонах, но никогда больше ему не суждено было увидеть покоривший его своей красотой и величием Кавказ и Россию, где, по его собственному признанию, он  провёл «самые лучшие годы жизни».

Свою жизнь Лайелл окончил на Мадагаскаре, куда был отправлен в качестве посла Великобритании, и где умер, подхватив малярийную лихорадку, собирая редкие растения на болотах острова.

Ирина БОЧАРОВА