Об этом в интервью с Андреем Кричевским — генеральным директором АО «Фирма Мелодия». Он также рассказал об архивных находках, борьбе с пиратством и финансировании независимой музыки.
«Искатели жемчуга»: уникальные находки при оцифровке архива Ойстрах, Лисициан, Афанасьев.
— «Мелодия» — это в первую очередь — наследие. Вы возглавили госкомпанию в 2011 году с планом оцифровки архива и налаживания продаж. В архиве более 93 тысяч аналоговых лент, и пять лет назад из них были оцифрованы 50%. Сколько сегодня?
— Около 80%. Мы почти закончили. Мы сначала брали самое актуальное, с нашей точки зрения, и отлично сохранившееся, затем — то, что находится в среднем состоянии, и напоследок оставили самую тяжёлую работу. Сейчас в основном остались неоцифрованными не самые интересные вещи. Бывают, конечно, чудеса, и в этих остатках случаются удивительные находки, но такие сюрпризы довольно редки.
К примеру, на ленте неожиданно обнаружилась неизвестная песня Иосифа Кобзона, она была даже без названия, мы тогда связались с артистом и вместе, спустя десятилетия после записи песни, придумали название — «Нет, не прошла весна», теперь она доступна в iTunes. Недавно среди записей Павла Лисициана обнаружилась плёнка с записью 1949 года, на которой целиком звучит редко исполняемая опера Николая Римского-Корсакова «Кащей Бессмертный», этот релиз выпустим весной.
Даже у таких великих исполнителей, как Давид Ойстрах, до сих пор находим неизданные записи, например, концерт с Фридой Бауэр, недавно выпущенный в юбилейном издании. При подготовке издания к юбилею Сергея Рахманинова обнаружилось немало интересного, в том числе, и нечто мистическое: оказалось, что труднейшую «Первую сонату» Рахманинова записали считанные пианисты (среди них, например, Виктор Ересько, Бэлла Давидович), но плёнки этих исполнений были либо утрачены, либо частично размагничены. Поэтому нам пришлось записывать это произведение заново. Мы нашли неизданный концерт Эдисона Денисова, который выпустим в юбилейный год композитора. Многие записи ожидают своего «часа» почти полвека: так, например, обнаруженные недавно первые (и ставшие последними для «Мелодии») записи замечательного пианиста Валерия Афанасьева, покинувшего Россию в 1972 году.
— Всего у вас 239 тысяч позиций в архиве, но почему на сайте «Мелодии» и той же «Яндекс. Музыке» выложено только 600–700 ваших альбомов? Это менее 1% от числа лент.
— 239 тысяч — это включая 133 тысячи пластинок, а также больше тысячи Umatic-видеолент, на которые записывался звук. То, что есть на лентах, значительно пересекается с содержанием пластинок, а к пластинкам мы пока, честно сказать, не приступали.
По поводу количества релизов. Вы имейте в виду, что после оцифровки каждый релиз нужно красиво оформить, наполнить метаданными и «упаковать» для продажи — причём, совсем не обязательно в цифровом формате. Нужно формировать альбомы, которые создают определённое настроение, имеют смысловое наполнение. Кроме того, перед повторной публикацией записи нужно провести юридическую работу. В общем, мы делаем упор не на количество, а на качество дистрибуции.
— Но от объёма активного каталога напрямую зависят доходы.
— Не сказал бы. Люди всё равно слушают музыку, по большей части, популярную и которую они уже раньше слышали. Весь каталог «Мелодии» вы слушать не будете, так как большинство авторов-исполнителей вы не знаете. Плюс в каталоге много записей, сделанных в качестве государственного заказа советской эпохи, в том числе речёвки, методические пособия, трибунные выступления, речи вождей.
И даже если исполнитель известный, например, Анна Герман, её песни нет смысла выкладывать по одной. Команда «Мелодии» создаёт красивый понятный продукт, который «зайдёт» на рынок. Нет задачи — сделать поток. Какой пласт отечественного населения ещё помнит и понимает советскую музыку? Он невелик и не очень-то активен в онлайн-потреблении.
— Пенсионеров же 40 миллионов, они сидят в «Одноклассниках».
— Эта соцсеть — не лучшая платформа для продвижения музыки. VK чуть получше, но обе эти соцсети пока недостаточно работают с продвижением музыки, по крайней мере, нашей. С каталогом «Мелодии» надо очень аккуратно работать: если вывалишь массой, то потеряешь возможность потом из этого комплектовать лимитированные издания: мы сейчас делаем много уникальных сборников. Скажем, юбилейный бокс к столетию Святослава Рихтера из 50 дисков был выпущен вначале тысячным тиражом, а затем из-за потребительского ажиотажа бокс был допечатан в таком же объёме. Этот продукт 2015 года был очень быстро раскуплен, и мы заработали гораздо больше, чем, если бы выложили все только в сеть. Коллекция выпущена тиражом 2000 экземпляров по 10–13 тысяч рублей за комплект.
Мем «Трололо» принёс 30 тысяч евро.
— И какой вы видите аудиторию «Мелодии» сегодня?
— Она лоскутная, как одеяло. Безусловно, старшее поколение, 40+ и отчасти продвинутая молодёжь. Для условных хипстеров старое — предмет «хайпа», который накатывает волнами, как было несколько лет назад с песней Эдуарда Хиля («Я очень рад, ведь я, наконец, возвращаюсь домой» — Трололо). Да, для одного трека сделка на 30 тысяч евро (мы лицензировали его Sony Music и Warner) — это прилично, но это не Джордж Майкл.
— Всего сколько должно быть у «Мелодии» треков? Я имею в виду целевой объём. Сейчас, грубо говоря, активных — тысяч 15 в каталоге.
— В целом в каталоге у нас несколько миллионов треков. Из них активный каталог тысяч 10–15, что для нас очень неплохо, и это нормальный показатель для любого мейджора страны, то есть крупного лейбла. У западных международных гигантов звукозаписи — 100–300 тысяч треков.
— Тем не менее, по выручке «Мелодия» не выглядит таким уж мейджором — по крайней мере, среди лейблов в России компания точно за пределами первой десятки. В 2012–2014 годах выручка от прямой продажи музыки «Мелодии» составляла порядка 60 миллионов рублей в год, по итогам 2016–2017 годов — около 40 миллионов рублей.
— По объёму каталога мы мейджор. «Мелодия» — это не коммерческая музыка, у нас сегмент другой. Процентов 50 — симфоническая музыка. В нашем сегменте мы номер один в России. Если бы каталог принадлежал какому-нибудь историческому европейскому лейблу, то и там по деньгам мы бы всерьёз конкурировали, но в России покупательская способность пока другая, к сожалению.
«Русское: Не купим».
— У вас же, как раз экспортные доходы от Европы и США немаленькие были, неужели они упали?
— Безусловно, рынок физических носителей падает, и это не новость. К этому фактору добавилась геополитическая составляющая. Права на наши записи за нами признают — мы и в Америке умудрялись успешно защищаться от пиратства. Проблема в другом — в дискриминации. Голосуют же деньгами: «Русское? Не купим». У нас произошло примерно 30-процентное снижение продаж физических носителей на Западе, с этим в значительной степени связываем падение выручки.
Многие фонограммы ожидают своего «часа» почти полвека. Даже у таких великих исполнителей, как Давид Ойстрах, до сих пор находим неизданные записи.
Кризис в России, конечно, тоже сказался: здесь «физика» упала почти до нуля, то есть 80–90% носителей мы экспортируем. Популярностью пользуется то, что в массовом сознании ассоциируется с русской классикой, — те же Чайковский, Рахманинов, Прокофьев, Шостакович в исполнении наших музыкантов. Причём, одновременно на Западе мы растём в калибре, среди симфонических лейблов мы входим в пятёрку мировых по качеству и значимости релизов. Это нам говорят коллеги и партнеры-дистрибьюторы. В 2016 году крупнейший мировой дистрибьютор Naxos признал «Мелодию» «лейблом года».
Цифровые продажи не смогли компенсировать снижение по дискам и пластинкам, хотя показатели растут. Если раньше цифра давала не больше 20 тысяч долларов в квартал, то сейчас свыше 50 тысяч по всем нашим платформам дистрибуции в России, США, Германии, Великобритании, Японии, Франции, Канаде, Украине, Нидерландах, Австралии (ТОП10 стран-потребителей цифрового контента).
— Какие основные платформы?
— «Мелодия» представлена более чем в 50 цифровых магазинах, платформа номер один, предсказуемо, iTunes / Apple Music. Второе место у YouTube, третье — Spotify. А все остальные магазины приносят около половины поступлений за цифру.
— Но у системы iOS, в которой есть эти сервисы, в России лишь 10–15% от смартфонов.
— Зато покупательская способность и потребление этих клиентов гораздо выше. iTunes / Apple Music — самый удобный музыкальный сервис и плотно сшит с дорогими телефонами. И мы прекрасно попадаем в целевую аудиторию 40+ из числа платежеспособных. И кстати, Apple Music сейчас прекрасно устанавливается на все телефоны Android.
— На Android с кем ещё сотрудничаете?
— Пока на Google Play мы работали во всём мире, кроме России. И поэтому этот сервис был для нас не очень эффективен. Сейчас мы в процессе подписания контракта с «Национальным Цифровым Агрегатором», с которым эта российская площадка откроется для нас, и ситуация должна измениться. На Android есть стриминговое приложение Deezer, оно работает в России.
— И в итоге сколько сейчас цифровая дистрибуция даёт?
— Цифровые продажи составляют 30% доходов, львиная доля приходится на iTunes и стриминговый Apple Music. Россияне в основном слушают советскую эстраду: Анну Герман, Владимира Высоцкого, детские записи; западная аудитория слушает классику.
Команда «Мелодии» создаёт красивый понятный продукт, который «зайдёт» на рынок, нет задачи — сделать поток.
Но наш успех в iTunes, на мой взгляд, занижен раза в два от потенциала — просто потому, что наш каталог плохо маркетируют. Контракт с американским дистрибьютором Orchard (принадлежит Sony) долгосрочный, был заключён в 2012 году и, к счастью, в 2019 году истекает. Комиссия Orchard уже тогда казалась чрезмерной, но мы согласились, потому что срочно нужны были деньги на оцифровку, а Orchard был готов платить аванс под условие отгрузки каталога не целиком, а по мере оцифровки.
Сейчас мы входим в сделку с «Национальным Цифровым Агрегатором» (НЦА) о представлении наших интересов в «Яндекс. Музыке», соцсетях ВКонтакте, Одноклассники, на сервисах Zvooq.ru, Google Play. Думаю, мы получим больший эффект, чем в рамках договора с зарубежным агрегатором. Уровень сервиса во многих сферах в России выше, чем за рубежом. Плюс НЦА лучше понимает вкусы российской аудитории, тут вопрос исключительно активности продвижения. Одно дело, когда ты полчаса в сутки продвигаешь «Мелодию», другое дело — пять часов. С российских площадок НЦА ожидает зарабатывать для нас порядка 15–25 тысяч долларов ежемесячно.
Работая с Orchard, мы понимаем, что, несмотря на глобализацию, есть чёткое деление на национальные, ментальные юрисдикции. Помимо «цифры» в структуре доходов «Мелодии» сейчас ещё несколько полноценных направлений: экспортные продажи физических носителей, отчисления от аккредитованных организаций коллективного управления правами РСП (Российский союз правообладателей) и ВОИС (Всероссийская организация интеллектуальной собственности); а также доходы от так называемой синхронизации, то есть лицензирование произведений для фильмов и рекламных роликов. Доли этих источников в общей массе варьируются год от года, но в целом — они довольно сбалансированы между собой.
— А что насчёт расходов? Сами исполнителям платите?
— Когда записываем новый диск, да, разумеется, «Мелодия» платит исполнителям: заключаем прямые контракты на исполнительские права. Основные наши расходы — зарплаты, новые записи и оцифровка архива.
Меняются потребительские свойства товаров.
— Шесть лет назад «Мелодия» возобновила выпуск пластинок. Другие модные ниши планируете развивать? Набирают популярность цифровые форматы с высоким разрешением (hi-res), вроде DSD.
— Мы оцифровываем аналоговые архивные плёнки с учётом таких возможностей. И новые записи осуществляются тоже в высоком качестве. DSD мы пока не занимаемся, а что касается цифры, то почти все новые альбомы и некоторые архивные в цифровом виде мы выкладываем в высоком разрешении (24 bit). Не все площадки поддерживают такой формат звука. А вот, например, магазин «Presto Classical» предоставляет возможность купить файлы высокого качества, там очень удобно всё сделано.
Существуют и другие варианты, есть даже рынок музыки на пленках, прямо на бобинах. К нам не так давно пришли энтузиасты, предложили 7% от продаж, но нас не устроило оформление продукта. Да и отдавать им на копирование плёнки тоже не рискнули. Но мы присмотрелись к рынку, убедились, что он существует. Ведь и пластинки раньше считались умершими. Мы сейчас печатаем часть пластинок в России для нашего рынка, часть в Германии, последние заказы были от азиатских партнёров. Цены с кризисом почти не поднимали — иначе стабильный, хоть и небольшой спрос на них рухнет. Кстати, оказалось, что пластинки выгодно упаковывать в коллекционные боксы. На основе популярности цифровых записей мы составили программы, и в этом году планируем выпустить три винила с записями Анны Герман, Муслима Магомаева и Майи Кристалинской.
Большие коллекционные сборники дисков тоже раньше считались дорогими. А сейчас их покупают в качестве подарка для настоящего ценителя. Со временем меняются потребительские свойства товаров, и за счёт этого меняется в целом рынок. Пока мы на узкие аудиофильские сегменты не работаем, это довольно затратно и чересчур ограниченно.
— Чтобы следить за трендами и «омолаживаться», много современных российских исполнителей привлекаете? Когда-то хотели Дениса Мацуева.
— Он у Sony, бесполезно. Поскольку его доход завязан не на продажу музыки, а на концерты, причём, зарубежные концерты, то ему нет смысла идти на такой трансфер. А «дербанить» права в этом случае никто не будет, хотя опыт работы с Мацуевым у нас был: издавали для ЮНЕСКО пластинку Рахманинова. В этом году выйдут релизы Антона Батагова, Алексея Гориболя (уникальные «Буковинские песни» Леонида Десятникова), Полины Осетинской, Лукаса Генюшаса, Елены Ревич, Людмилы Берлинской и Артура Анселя, Александра Бузлова, Дмитрия Ситковецкого, Юрия Фаворина. Ведём переговоры о записях к юбилею Николая Луганского, в стадии проекта переговоры с Вадимом Холоденко, Андреем Гугниным и Лукасом Генюшасом — учениками Веры Васильевны Горностаевой, которые хотят сделать и записать программу её памяти. Стандартно мы пишем на двух площадках: это Большой и Малый залы консерватории, а также студия европейского уровня «СинеЛаб». Недавно записали вокальные циклы Александра Чайковского в Филармонии2. В этом году мы начнём сотрудничество с новым залом «Зарядье», запишем live полного цикла «Годы странствий» Ференца Листа в исполнении Юрия Фаворина. Пока это наш план на первое полугодие, но мы получаем постоянные предложения от артистов, и наш план всегда достаточно гибкий.
— Популярный инструментальный жанр — саундтреки, и они хорошо ложатся в вашу симфоническую концепцию.
— Права на всё, что писалось для фильмов в советское время, в большинстве своём не у нас — что-то у «Мосфильма», у Гостелерадиофонда. Но там продукт лежит мёртвым грузом и не продвигается. Мы пытались в своё время с Гостелерадиофондом договориться — не вышло. После 2013 года, когда они вошли в структуру ВГТРК, даже слабое взаимодействие (обменивались информацией: некоторые их записи лежат у нас, и наоборот) вовсе прекратилось. Впрочем, стоит отметить и позитив: ГТРФ с переходом в ВГТРК перестал раздавать лицензии направо и налево, не разбираясь, кому принадлежат права на фонограмму.
— Вашу организацию ни к кому не присоединили, а акционировали. В 2017 году из ФГУП «Мелодия» превратилась в АО. Почувствовали самостоятельность?
— Скорее наоборот. Юридически — это чуть большая свобода по совершению сделок, но теперь каждый чих надо согласовывать с советом директоров, который нужно собирать чуть ли не каждый месяц. Это регулярное утверждение долгосрочных стратегий развития, коэффициентов премирования, планов повышения производительности труда, докладов о финансово-хозяйственной деятельности, нормирования закупочной деятельности, внедрения профессиональных стандартов и ещё много волокиты, которой занимается теперь отдельный человек у нас в штате. Обязательства по перечислению прибыли в бюджет те же, что и у ФГУП.
В общем, странные ощущения. Добавлю только, что даже при векторе на огосударствление экономики госкомпании должны быть, по идее, менее похожими на ведомства. Бюрократизация снижает эффективность и лишает возможности конкурировать с коммерческими структурами.
— Приватизировать «Мелодию» правительство планировало ещё в начале 2010-х. Слышно что-то?
— Не знаю, честно. С этим лучше в Росимущество, а не ко мне, а то уже пару раз после открытых рассуждений на тему приватизации на меня пишут доносы: мол, Кричевский присматривается к «Мелодии» — хочет прикарманить.
Поисковикам предложат белый список легального контента.
— Рынок сейчас меньше страдает от пиратства или больше? Кроме «Мелодии» вы руководите Российским союзом правообладателей и в курсе дел. Смежная отрасль сообщает об успехах: интернет-кинотеатр ivi отчитался о колоссальной выручке в 4 миллиарда рублей за 2018-й.
— Очень люблю Олега Туманова (основатель, руководитель ivi), он отличный оратор, молодец, ему можно доверить любую компанию, например, для вывода на IPO. Если говорить про онлайн-кинотеатры — у них там своя история, и уровень пиратства на неё влияет только в части некоторого роста аудитории. Антипиратский меморандум действует с ноября 2018-го, но до сих пор не решена проблема — кто главный бенефициар пиратства? Пираты ли? Правообладатели сейчас сходятся на том, что это поисковики. Пираты создают трафик поисковикам, трафик — это реклама, реклама — это деньги. Кроме того, пираты покупают у поисковиков контекстную рекламу.
Вот, например, сейчас, правообладатели судорожно собирают ссылки, отправляют их на блокировку в «Яндекс». Дело хорошее, но затратное и неэффективное. Гонка за стремительно убегающей лошадью. По меморандуму поисковики начали фильтровать свою выдачу, это, конечно, привело к изменению их финансовых потоков, но, уверен, они найдут другой путь. Налицо дисбаланс, который негативно влияет на все стороны и будет обостряться.
Оптимальное решение — не очередной чёрный список, а белый список сайтов с лицензированным контентом, которые будут в выдаче поисковиков по соответствующим запросам. Сейчас мы ведём переговоры об этом с Роскомнадзором, они нормально отнеслись к такому предложению, это адекватное технологическое решение.
Есть, конечно, и другая сторона вопроса — финансовая. Ведь поисковикам при снижении трафика пиратских сайтов потребуется компенсировать выпадающие доходы, в частности, рекламные. Как вариант решения — было бы логично возвращать «Яндексу» и его коллегам часть доходов легальных площадок, которые появятся при перераспределении трафика в их сторону. Пока не будет стройной цепочки взаимодействия, где каждый заинтересован и зарабатывает, будет недопонимание и бег на месте. Были «Зайцев.нет», Allofmp3, файлообменники, потом торренты, VK, CDN, потом опять что-то появится.
Схему работы нужно обсуждать, — тот меморандум делали почти год. Сейчас собираем мнения правообладателей, коалицию, и выйдем к поисковикам с более конкретными предложениями. Технологическое решение для белых списков может дать некоммерческая ассоциация IPChain, её продукт готов, он предназначен, в частности, для отслеживания использования объектов интеллектуальной собственности.
Электронные сделки в блокчейн-среде будут признаваться судами.
— Блокчейн в мире пока что применяется более-менее уверенно в депонировании / регистрации прав на произведения, но до реального отслеживания использования и оформления перехода прав ещё не дошло. Туманно сейчас выглядит такая экосистема, по которой каждая сделка прослеживается от правообладателя до конечного пользователя.
— Мы с коллегами по IPChain вернулись недавно из Сингапура, и у них тоже скепсиса было хоть отбавляй. Но мы им подробно описали всю архитектуру рынка интеллектуальной собственности, который мы уже создали, и которую можно построить в ближайшем будущем, и, в частности, сингапурское патентное ведомство из скептика стало нашим идейным сторонником.
Ведь сейчас экосистема интеллектуальной собственности существует, но нет связующих звеньев. Витрины-платформы с пользователями есть? Есть. Агрегаторы, которые размещают там контент? Есть. Правообладатели? Вот они. Только они все живут отдельно и обмениваются информацией с помощью самых замысловатых способов. Одна из проблем — злоупотребления с отчётами о фактическом использовании, то есть о продажах пользователям. IPChain, будучи универсальным коммуникационным транспортом, в то же время позволяет доверять друг другу (так как основан на технологии блокчейн), объединяя все эти звенья.
Конечно же, это, в первую очередь, корпоративная система, нужная для расчётов между участниками цепочки. Впрямую пользователи, зрители, слушатели, обычные потребители, подобную инфраструктуру «потрогать» не смогут, но косвенный эффект от нее, безусловно, ощутят. IPChain уже объединил Суд по интеллектуальным правам, Роспатент, РАО, ВОИС, РСП и других игроков рынка интеллектуальной собственности, которые используют различные функции системы. IPChain — это сеть, средство для фиксации операций с объектами ИС (предусмотрено шесть видов транзакций: создание объекта, предоставление прав доступа, конфликт, гарантия/экспертиза, стоимость, сделка). Сейчас в сети около 20 узлов, около миллиона объектов загружено.
— Суды будут признавать сделки, заключённые в этой программе?
— Пока что они дублируются традиционным способом. Сейчас Сколково готовит изменения в четвертую часть ГК, которая посвящена интеллектуальной собственности, о статусе сделок, совершённых в блокчейн-среде, распределённом реестре. Поскольку смарт-контракты — это набор команд «если — то» и могут задействовать сразу несколько сторон, договорный процесс в нашей сфере сильно упростится.
— Вы как-то говорили, что РАО, ВОИС, РСП благодаря IPChain исчезнут. Что-то с трудом верится.
— Вовсе не благодаря IPChain. Важно понимать, что IPChain — это только лишь цифровая инфраструктура, «озеро данных» для сферы интеллектуальной собственности. Безусловно, IPChain создаёт поле возможностей для появления принципиально новых цифровых сервисов, например, для создания полнофункциональной биржи ИС. И, конечно же, появление таких сервисов заставит институт коллективного управления кардинально поменяться. Если говорить об ОКУПах в их текущем виде — в них отпадёт необходимость. И вовсе не из-за обязательств России в рамках ВТО. Надо признать: практически нет таких стран, в которых идеально работает коллективное управление, где нет злоупотреблений и этот «аналоговый» институт работает без сбоев. Однако в будущем всё равно есть место для видоизмененных ОКУПов — как минимум для решения проблемы использования произведений с недоступным правообладателем, так называемых «сиротских» произведений.
— Когда «Мелодия» поучаствует в работе IPChain?
— Она уже взаимодействует по этой сети с ВОИС и РАО, но пока в закрытом режиме.
— ВОИС, РАО и другие ОКУПы жертвуют разным общественным организациям деньги, но всё равно у них остаются сотни миллионов — а то, и миллиарды нераспредёленных денег. Куда молодым музыкантам — вот, к примеру, пресловутым рэперам — идти за грантами?
— Это распространённое заблуждение, перерастающее в устаревшее обвинение. Нераспределённые деньги лежат на счету три года и затем снова уходят в распределение для правообладателей — в общий котел. В то же время у ОКУПов есть свои фонды, головной среди них — Национальный фонд поддержки правообладателей, поэтому социально-культурные проекты, поддержка ветеранов, крупные мероприятия — это всё к ним. Далее, есть Российский музыкальный союз, который, например, вытащил из долговой ямы Союз композиторов России. РМС и НФПП занимаются поддержкой именно культурных инициатив.
Относительно рэперов — важно удерживать планку разумности при «заигрывании» с молодёжными течениями. Ведь, на самом деле, им не нужны гранты: рэп — это коммерчески успешная музыка, которая способна зарабатывать. Рэперам нужны музыкальные лейблы, которые профессионально занимаются раскруткой артистов и продвижением музыки. Такие есть, даже в избытке — причем настолько, что сейчас молодые артисты «капризничают» и предпочитают делать собственные маленькие лейблы, взять хотя бы того же Тиму Белорусских. Гранты нужны, прежде всего, слабо коммерциализируемой музыке — симфонической, академической музыке, этно, инди, экспериментальной электронике.
Ссылка на сайт журнала «Музыкальная жизнь»
http://muzlifemagazine.ru/andrey-krichevskiy-kak-kollekcionnye