В рамках тренинга по безопасности журналистов, организованного Союзом журналистов России при поддержке межрегиональной газеты «Терские ведомости», в Северной Осетии побывала режиссёр-документалист, член Союза журналистов России Светлана Свистунова.

– С чем связан Ваш нынешний визит в республику?

– Я была в Северной Осетии весной прошлого года, чтобы показать свой фильм про дагестанских журналистов «Слово и пуля». В этой документальной картине рассказывается про убийства журналистов и о попытках противостоять этим убийствам. Показ прошёл при небольшой публике. А в ноябре прошлого года этот фильм получил приз за лучший документальный фильм о журналистах на ежегодном кинофестивале «Профессия – журналист».

Мне нравится Осетия, ваша главная улица, трамваи, люди…

– Это фильм для широкого просмотра или только для целевой аудитории?

– Это фильм для всех. Журналистика – интересная профессия. В фильме мы рассказываем о нашей работе. Этот фильм я сняла, чтобы привлечь внимание к ужасающему факту убийств журналистов в Дагестане. Эта самая горячая точка в России на сегодняшний день. Согласно статистике, за 20 лет там убито 17 журналистов, 11 из них убито, начиная с 2008 года. И убийства эти происходят не на бытовой почве, а за профессиональную деятельность, за то, что журналисты пытаются вести расследования.

– В связи с этой печальной статистикой и вышесказанным, можно сделать вывод, что Вы считаете журналистику одной из опасных профессий?

– Да, на сегодняшний день это – опасная профессия, если ею заниматься, как настоящий журналист. Я считаю, что журналистика – это служение, служение людям, возможность рассказать то, что происходит на самом деле сегодня. И это очень трудная и в этом смысле опасная профессия. Потому, что если вы пишете то, что другие не хотят рассказывать, но вы считаете, что об этом общественно необходимо рассказать, то вы, конечно, рискуете.

– Считаете ли вы, что в связи с жёлтой прессой в обществе сложилось негативное отношение не доверия к СМИ?

– Да, сложилось мнение, что журналистика продажная, вторая древнейшая профессия… Но, тем не менее, когда человек в отчаянии, когда ему больше не к кому обратиться, когда не надеется на суд и правоохранительные органы, когда не осталось надежды на справедливость, он бежит к журналисту. Потому, что это – его последняя возможность донести до людей то, что происходит и быть услышанным, достучаться до общественности. У нас были замечательные журналисты, но их убивают. Такой была Анна Политковская, к которой люди приходили со своими болями, и она пыталась решить их конкретные проблемы. Таких журналистов немного, так как это требует завидного мужества, определённого набора качеств. Я совершенно не осуждаю тех журналистов, которые этого не делают. Просто каждый делает то, что может. Каждый равен самому себе.

– Считаете ли Вы опасной свою профессиональную деятельность?

– В целом – нет. Хотя мой документальный фильм первая и пока единственная картина, которая концептуально посмотрела на всю эту ситуацию, связанную с убийствами дагестанских журналистов. Дагестанцы тоже снимают картины о своих коллегах, но в моём фильме отражён взгляд над ситуацией, со стороны. В Дагестан приехала в составе делегации Союза журналистов России, и тогда я вникла в ситуацию, и поняла, что хочу делать этот фильм.

Я приезжала в Дагестан много раз и много раз монтировала фильм «Слово и пуля». Пыталась сохранить одну важную мысль – эти убийства ужасны, и произошли они по причине профессиональной деятельности журналистов. Они не расследованы, и нужно сделать всё, чтобы эти преступления были раскрыты. «Слово и пуля» переведён на английский язык и представлен в международных организациях. И сегодня, благодаря этой картине, многие международные организации узнали о том, что происходит в Дагестане на самом деле. Это уже не сухая статистика докладов.

– Вы много путешествуете, в том числе и по СКФО. Как можете оценить работу региональных СМИ, и в каждой республике отдельно. Какова степень объективности информации и свободы слова?

– Мне трудно судить об этом, но всё же показалось, что Дагестан имеет самую сильную и смелую журналистику. Но именно поэтому мы и имеем такую печальную статистику. Если взять для сравнения журналистику Карачаево-Черкесской республики, то я бы назвала её достаточно «сладкой». Там люди не склонны объективно смотреть на жизнь, критиковать. Но это их право, безусловно. Как остро работают журналисты в Осетии, мне трудно сказать, но показалось, что тоже довольно спокойно.

Как пример передовой прессы – «Новая газета», которая ведёт беспрецедентную расследовательскую политику. Такого в стране больше нет. Но статистика происшествий в газете печальная. Убиты Анна Политковская, Юрий Щекочихин, начинающий журналист Анастасия Бабурова, которая хотела заниматься честной журналистикой, Игорь Домников и адвокат Станислав Маркелов.

– Нынешний Ваш приезд в Северную Осетию в качестве переводчика тоже связан с работой?

– Я – фаталист, жизнь сама ведёт меня, подсказывает. Сейчас была привлечена в качестве переводчика на этот тренинг. В прошлом году выпустила книгу «Опасная профессия», где анализируются основные угрозы, связанные с безопасностью журналиста. Написала её, основываясь на интервью разных журналистов, которые работали в горячих точках.

Как говорит преподаватель тренинга – Дэвид Боуэл, ни одна история не стоит вашей жизни. Это – выбор каждого человека. И если он решил этим заняться, то должен подумать о своей безопасности. Система безопасности должна быть продумана. Журналистика – не приключенческий жанр, и, как правильно говорит тренер, знания спасают от попадания в ненужные ситуации. Вы усвоили 30 процентов услышанной информации, но если будет опасная ситуация, вы вспомните 60 процентов, а если очень опасная, то вспомните девяносто. Всё зависит от человека, от его способности ориентирования в таких ситуациях. Тренинг меняет стиль мышления, он заставляет задуматься.

– Каково Ваше направление в журналистике?

– Всю жизнь занимаюсь социальной журналистикой. Эта самая невыгодная область журналистики, потому, что она не приносит таких дивидендов и денег, как приносит, например, «прикормленным» политическим журналистам или тем, кто обслуживает чьи-то бизнес-интересы.

Но зато моя область журналистики – самая благодарная в человеческом смысле. Освещение жизни простых людей, их проблем, чтобы изменить жизнь в лучшую сторону – вот в этом и есть моя журналистика. Мне очень интересны люди, которые меняют жизнь, интересны сильные люди. Пассионарные люди вызывают уважение и интересны аудитории.

В 2010 году сняла фильм, посвящённый ювенальной юстиции, который получил приз на Международном кинофестивале «Сталкер». Называется фильм «На перепутье». Он рассказывает о том, как надо работать с трудными подростками, то есть, как работают специалисты, об опыте работы. В процессе съёмок я поняла, что ювенальная юстиция – это хорошо. Если мы не работаем с трудными подростками, из них вырастают преступники. И в этом фильме показано, как работают эти методики.

– Что ещё намерены снимать?

– Сделаю кино о безопасности журналистики. Название пока не придумала. Я занимаюсь документальным кино. Здесь снимаю документальный фильм о прошедшем тренинге и о ситуации, в которой работают журналисты на Северном Кавказе. Такая у меня совместная задача.

– Как бы Вы охарактеризовали ситуацию в нашем регионе?

– На самом деле республики отличаются друг от друга, разные менталитеты и журналистика разная везде.

– Изменилось ли Ваше личное мнение о Кавказе после приезда?

– Первый раз я была на Кавказе в прошлом году, но всё больше это короткие наскоки. Поездка на Северный Кавказ научила меня не бояться этого региона. И даже начинаешь его любить, потому, что ты понимаешь, что это твоя страна и как она разнообразна и прекрасна. Сталкиваешься с очень интересной и самобытной культурой. Здесь я ощущаю особую энергетику, которая отличается от средней полосы России. Энергетически это очень сильное место, я ощущаю это на уровне интуиции.

– Расскажите о своих корнях. Насколько известно, они у Вас кавказские.

– Да, у меня папа армянин, мама русская. Отец приехал в Москву после Великой Отечественной войны. Он родился в Тбилиси, поэтому в детстве я часто туда ездила. И вот этот интернациональный дух всегда присутствовал в нашей семье. Помню, как мой отец под старость говорил: «Никогда не думал, что стану лицом кавказской национальности…». Но себя я больше ощущаю человеком русской культуры. Я глубоко убеждена, что русская культура – это очень плодотворный и глубокий источник, который питает всё вокруг. И все народы, которые оказались в составе России только выиграли от этого, так как слияние культур обогащает. Не говоря уже о русской литературе, признанной во всём мире.

– По вашему мнению, ситуация с дагестанскими журналистами может измениться к лучшему или это обречённость? Вы какой-нибудь выход из сложившейся ситуации видите?

– Мне трудно об этом говорить, так как я не эксперт, но я могу лишь высказать своё мнение по этому поводу. Я думаю, понадобится ещё немало времени, чтобы ситуация в Дагестане изменилась, поскольку это очень сложный, полиэтнический регион. И то, что там сейчас происходит – это борьба за жизненные блага, борьба за деньги. И когда это закончится и когда всё-таки люди полюбят друг друга, я не знаю.

– Можно ли, на Ваш взгляд, урегулировать ситуацию силовым методом?

– Я думаю, что нужны другие методы, переговоры. Думаю, Дагестан однозначно не отвалится от России. А что касается ситуации с журналистами, то тут я могу согласиться с мнением Али Камалова, председателя Союза журналистов Дагестана. Он считает, что тогда прекратятся убийства журналистов, когда реальные заказчики, а не только исполнители, будут наказаны. Потому, что до тех пор, пока это происходит безнаказанно, всё будет только умножаться. Поэтому он, Союз журналистов России добиваются расследований.

В условиях Кавказа любой может тебя убить просто за то, что ему не понравилось твоё высказывание. Это уже говорит о культуре людей и уровне их сознания. Потому, что в тот момент, когда мы подходим к правовому сознанию и отходим от идей кровной мести, в этот момент мы становимся более цивилизованными. И когда начнутся реальные расследования, когда убийц начнут судить, и они сядут, вот в этот момент начнёт работать закон. Потому, что, как мне кажется, на сегодняшний день закон на Кавказе не работает, а работают только понятия.

– Вы думаете, на региональном уровне это сделать возможно, или всё-таки без федерального вмешательства не обойтись?

– Трудно сказать, но совершенно очевидно, что это требует огромной работы. Но думаю, что возможно всё. Это мы видим на примере Грузии. Сегодня все знают, что грузинским полицейским бессмысленно предлагать взятки. Как следствие, люди перестали нарушать закон и стали ездить по правилам. То есть в том момент, когда мы начинаем жить не по понятиям, а по закону, мы становимся цивилизованными. Просто реализуется принцип равенства человека перед законом – главный принцип демократии: все должны быть равны перед законом.

– Вы были и в Чечне не раз. Считаете ли Вы, что ситуация там стабилизировалась?

– Скажем так – жизнь там изменилась. Я не поклонница кадыровского режима, потому как ситуация там далека от демократии. Но по сравнению с тем, что было раньше, Чечня стала более безопасной. Там есть свой какой-то заведённый порядок, но я не уверена, что это очень хорошо для всего населения.

Чечня меня сейчас не пугает, мне не страшно туда поехать. Может, другим путём и нельзя было решить этот конфликт. Но если представить, что в Дагестане будет свой Кадыров, то это не сработает, ибо Чечня мононациональная республика, а Дагестан – полиэтнический, там 87 народностей.

Светлана УРТАЕВА